Антонова пушкинский – В честь 95-летия Ирины Антоновой в стенах Музея изобразительных искусств имени Пушкина проходят торжества
Президент ГМИИ им. Пушкина Ирина Антонова: главное о 97-летней “железной женщине”
Ирина Антонова
Ирина Александровна Антонова — настоящая легенда: она всю жизнь руководила одним из лучших музеев страны — Государственным музеем изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Сейчас Антоновой 97 лет, и она по-прежнему активно работает, занимая должность президента музея. У нее репутация “железной леди”, при этом о ней отзываются как об очень интеллигентном и жизнелюбивом человеке.
Недавно рассказ о жизни Ирины Александровны уже появился в блогах на “Сплетнике”, и мы решили узнать еще больше подробностей о биографии этой легендарной персоны.
“Советский ребенок”
Ирина Антонова родилась в Москве. Ее отец был электриком, при этом, как она говорит, “прошел путь от монтера до человека, который получил высшее образование, но с младенческих лет любил литературу, музыку, театр”. В свое время Александр Антонов возглавил Институт экспериментального стекла. В начале столетия вступил в большевистскую партию, и его дочь говорит, что была “очень советским ребенком”:
Была уверена, что живу в великой стране, которая строит великое будущее.
Мать Антоновой из Литвы. Она училась в Харьковской консерватории, прекрасно пела — даже оперные арии. Поскольку отец тоже любил музыку, с детства Ирина Александровна слышала в доме классику:
Отец покупал пластинки. В конце 20-х — начале 30-х мы жили в Германии несколько лет, папа работал в посольстве, и мы были завалены пластинками Тосканини и других.
Отец дружил с директором Большого театра Малиновской. Мы сидели в Большом очень часто. Точнее, я не столько сидела, сколько спала за ложей. Первый акт я выдерживала, но мне было шесть-семь лет.
Ирина Антонова с родителями
Познакомились родители Антоновой на войне, а потом вместе переехали в Москву:
Мама работала наборщицей в типографии. Ей приходилось работать и по ночам. А мы тогда как раз жили с ней одни, без папы. И мне, трехлетней, снились сны, как мама уходит от меня вслед за солдатами. Это был синдром одиночества маленького ребенка. Мы с мамой были большие подруги. Она умерла, когда ей было больше 100 лет. До последнего была на ногах,
— рассказала Антонова в интервью изданию “Только звезды”.
В какой-то момент у отца Ирины Александровны появилась другая семья, в ней тоже родилась дочка — Галина. Впоследствии она стала известной художницей по стеклу. В детстве девочки три года провели вместе, когда их отца отправили по работе в Берлин.
А потом отец вернулся в нашу семью, но я всегда чувствовала напряженность в отношениях родителей,
— говорит Ирина Александровна.
Музей
Антонова в детстве мечтала стать балериной или артисткой цирка, но поступила на искусствоведческое отделение в Институт философии, литературы и истории, который через год после ее поступления объединили с МГУ. Во время войны она работала медсестрой.
В первый послевоенный год Ирина Александровна пришла работать научным сотрудником в ГМИИ имени Пушкина, окончив учебу.
О своих впечатлениях от нового места работы она рассказывает:
Когда я пришла работать в музей, сказала себе: “Долго я здесь не задержусь”. Я любила искусство, но в 1945 году музей был пустой: картин на стенах не было, стояли ящики, еще не распечатанные. Только холод и весьма пожилой персонал — многим тогда было лет по пятьдесят. Я подумала: “Неужели они будут моими подружками? Какой кошмар!”.
Через 16 лет работы в музее Антонова была назначена его директором.
В числе своих поводов для гордости на этом посту Антонова называет выставку 1981 года “Москва — Париж”. В интервью для “Известий” она вспоминает:
Люди и не подозревали обо всех этих Малевичах, Филоновых и прочих. Это было открытие самих себя. Я вас уверяю, публика приходила не столько на французов, сколько на наше искусство. Был великий праздник, никто просто не верил, что это возможно.
По мнению Антоновой, ни одной выставке пока не удалось превзойти по популярности “Москву — Париж”. В традиционной рубрике журнала Esquire “Правила жизни” Ирина Александровна говорила:
Вопрос, где делать выставку “Москва — Париж”, обсуждался в Центре Помпиду. Фраза тогдашнего директора Третьяковки стала почти крылатой: “Через мой труп”. Примерно так же отреагировала Академия художеств. Но я сказала следующее: “Знаете, коллеги, у нас такая подпорченная репутация из-за международных выставок, что эту я бы взяла на себя”. Все облегченно вздохнули. С моей стороны это уже был поступок.
Как отмечает российский Vogue, Ирина Александровна к тому же была первой, благодаря кому моду в нашей стране приравняли к искусству: в 2007 году рядом с Давидом работы Микеланджело публике представили наряды Chanel, в 2011-м — показали выставку, посвященную Dior.
В целом Антонова всегда придерживалась принципа: публике нужно видеть великое искусство разных эпох, нельзя ее “кормить только одним каким-то продуктом”:
Конечно, надо показывать современное. Но мы это и делали: мы первыми показали Энди Уорхола, Марка Шагала, Сальвадора Дали, Билла Виолу, Йозефа Бойса… Мы сделали “Москву — Париж”, “Москву — Берлин”. Я уж не говорю о Пикассо, которого мы показывали с 1956 года вопреки всему. Наша сила в том, что, опираясь на все мировое искусство, мы выискиваем те новые явления, которые считаем нужным показать публике. И должны за них отвечать. Ведь мы это искусство рекомендуем, музеефицируем, включаем в орбиту великой истории культуры. Поэтому мы должны быть очень разборчивы. В этом разница между музеем и галереей. Когда что-либо новое показывает музей, на мой взгляд, это предполагает особую ответственность.
Ирина Александровна признается: она не жалеет, что вся ее жизнь оказалась связана с ГМИИ.
Я думаю, что музей — это фантастическое создание, это удивительный организм, особенно такой музей, в котором работаю я, — музей мирового искусства, где перед вами проходит вся мировая история искусства, начиная с Древнего Египта и кончая сегодняшним днем. Это дает каждому человеку, который долго работает в музее, как мне кажется, специальное измерение внутреннее: он соотносит себя со всем миром.
Президент
Летом 2013 года Антонова покинула пост директора ГМИИ по собственному желанию. Она говорит в интервью “Собеседнику”, что на это у нее была “причина личного характера”, но не скрывает, что на ее решение повлияла и ситуация с разделом коллекции Музея нового западного искусства. Еще в 1948 году по указу Сталина музей был ликвидирован как вредящий “воспитанию советского человека”. Собрание музея перевезли в Пушкинский, но потом разделили: часть коллекции осталась там, часть переехала в Эрмитаж.
Антонова называет это катастрофой, поскольку произошел “раздел единой коллекции великого музея”:
А в результате Москва лишилась первого в мире музея современного искусства. Первого, потому что он был создан в 1923‑м, на пять лет раньше знаменитого нью-йоркского Museum of Modern Art. Когда я в 2012 году изложила проблему на встрече президента Владимира Путина с деятелями культуры, он, как мне показалось, отнесся к ней с пониманием.
Однако призывы Антоновой к восстановлению музея ни к чему не привели. По ее словам, та ситуация вызвала в ней “естественное отвращение”, и вскоре она приняла решение уйти со своей должности. Но не стала отвергать предложение занять должность президента ГМИИ из-за нежелания покидать свой музей окончательно.
На этой должности, как говорит Антонова, свободного времени у нее стало еще меньше, появилось больше новых, интересных для нее проектов — научных, просветительских. Она продолжает вести лекции — в том числе специализированный курс для людей старше 55 лет. К тому же в музее постоянно проходят выставки, и в организации каждой Ирина Александровна принимает активное участие.
При этом она не боится выражать несогласие с решениями руководства ГМИИ. Так, в интервью трехлетней давности для ТАСС выразила свою позицию:
Проводится масса абсолютно ненужных, лишних выставок. Количество их зашкаливает. 40 выставок в год, 50… Куда столько? Ни один серьезный музей мира этого не делает. Три-четыре крупные выставки — норма.
На открытии выставки работ английского художника Уильяма Тернера: Ирина Антонова, Светлана Медведева, Александр Авдеев, Алишер Усманов и Ирина Винер
Ирина Александровна говорит, что, несмотря на ее довольно жесткий характер, в коллективе музея у нее никогда не было ни с кем конфликтов. По поводу того, что ее называют “железной леди”, она высказалась в интервью для “Известий” так:
Просто я старалась никогда не врать моим коллегам, а когда говоришь, что думаешь, это не может всем нравиться. Но я понимала, что отвечаю за музей и должна добиваться результата, а потому настаивала. Помимо удовольствия я получаю за свою работу деньги — значит, должна делать дело. Но никто из-за меня не ушел из музея.
Взгляды на современное искусство
Ирина Александровна воздерживается от того, чтобы строго критиковать современных авторов, но говорит, что далеко не все, что представляется как искусство, она считает таковым:
Большое количество сегодняшних произведений на самом деле искусством не являются. Это какое-то другое измерение — тоже, если хотите, творческое, в том смысле, что придуманное, но это явление не художественное. Да, разумеется, я могу, как все люди, ошибаться, но я доверяю своему восприятию, которое прошло все-таки очень длинный путь. И моя задача — отделить искусство от неискусства.
Что касается восприятия искусства современным поколением, то Ирина Александровна говорит, что ее расстраивает одно: мы живем в “век репродукций”, лишаясь прямого контакта с произведениями художников:
Знаю многих людей, кто судит о выставках по телепередачам, они говорят: ну мы же все видели, чего нам туда идти. Вот это прискорбно. Люди отвыкли от прямого общения с искусством, а всякая репродукция ущербна изначально. Поскольку для глубокого погружения и понимания искусства важно абсолютно все: манера и техника письма, цвет и насыщение полотна, которые никакой копией не передаются адекватно, размер подлинника и материал — мрамор, например, или бронза. Я уже не говорю, как важна атмосфера, особенно если это фреска или скульптура, которая стоит на площади в городе и рассчитана на небо, на погодные изменения.
По словам Ирины Александровны, она из тех людей, которые, разглядывая картину или слушая мелодию, могут растрогаться до слез:
Если глубоко погрузиться в мир, изображенный на полотне, можно даже всплакнуть, расчувствовавшись. Это из области сильного художественного переживания.
Так, рассказывает Антонова, она не смогла сдержать слез, разглядывая одну из картин Вермеера, такие же чувства вызывают у нее музыкальные шедевры — будь то Шестая симфония Чайковского, Адажиетто Малера или My Way Фрэнка Синатры.
Вот я бы хотела, чтобы, когда умру, сыграли эту мелодию,
— говорит она о легендарной песне американского певца.
О возрасте
По словам Ирины Александровны, когда тебе уже исполнилось 95, “можно уже не говорить ничего либо только чистую правду”. Она признается, что в своем возрасте стала смотреть на мир совершенно по-новому, не так, как пару десятилетий назад. И считает, что долгие годы жизни — это дар, которым важно правильно распорядиться:
Если человек покидает грешную землю в 70, это нормально. Мой папа, например, прожил 72 года, а мама ровно 100. Было время заявить о себе, сделать что-то полезное для других. Все, что сверх 70, — вроде бы премия, бонус. Как распорядиться этим подарком? Лучше с умом. Обязательная программа закончилась, начинается произвольное катание,
— говорит Антонова в беседе с корреспондентом ТАСС. В том же интервью 2017 года она признается, что не боится умереть, а в жизнь после смерти не верит, называя себя убежденной атеисткой:
Уходить не хочется даже в 95, но я ведь вижу: пройден большой путь, не сделано ничего постыдного… Чтобы не отравить настоящее, нельзя постоянно ждать конца, думать только об этом. Но и цепляться за жизнь, пытаясь любой ценой продлить пребывание на белом свете, ни к чему…
Да, живу долго, но не собираюсь жить вечно. Жизнь имеет смысл, пока работает голова и есть физические силы, чтобы следить за собой. Но могу вам честно сказать: мой возраст мне нравится. Только очень не хватает мужа…
Муж Ирины Антоновой Евсей Иосифович Ротенберг скончался в 2011 году в 91-летнем возрасте. Он тоже учился в ИФЛИ, где был одним из лучших студентов. Ирина Александровна рассказывала:
Его невозможно было застать без книги. Много читал и много смотрел — и это сделало его одним из самых глубоко разбирающихся в искусстве людей. Он — мой второй университет…
Они познакомились в ГМИИ, когда Антонова там уже работала. Брак продлился 64 года:
Конечно, мы и ссорились, и ругались, иногда весьма основательно. Но покинуть друг друга — нет, такого вопроса никогда не вставало. Он — счастливый шанс в моей жизни.
Антонова признается, что ей бы очень хотелось поговорить сейчас с супругом на самые разные темы, “начиная с последних событий в мире искусства и заканчивая избранием Трампа президентом”.
Сын пары Борис — инвалид с детства, всю жизнь он жил с родителями. Сейчас Ирина Александровна живет с Борисом одна, ухаживать за ним помогает няня.
Я давно, с 1964 года, вожу машину, в субботу еду на рынок, в магазин, покупаю продукты, привожу домой и готовлю сама. Методы у меня скоростные, выработанные жизнью, которые обеспечивают мне возможность все это быстро делать,
— говорит Антонова.
Желаем нашей героине крепкого здоровья и такой же, как сейчас, бодрости духа!
Владимир Мединский: Ирина Александровна Антонова
1 июля произошло событие, которое безусловно войдет в историю российской, и не только российской, культуры. Ирина Александровна Антонова покинула пост директора Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина. Сам по себе этот факт, возможно, и был ожидаем, но мне, да и не только мне,казалось, что она в качестве директора,и этот музей связаны навечно, то есть до той поры пока будет длится ее земная жизнь. Ирина Александровна оказалась мудрее меня, – он подала прошение об отставке и даже назвала кандидатуру преемницы, которая удовлетворила высшие власти. Марина Лошак, арт-директор московского выставочного объединения “Манеж” заняла легендарное место в кабинете музея на Волхонке 12. Легенда, как это и положено легенде, потребует продолжения и развития. Возможно, и обновления.
Ирина Александровна Антонова во многом была создателем этой легенды. Она не просто продолжила дело начатое Иваном Владимировичем Цветаевым, не просто, научилась опасным и захватывающим играм с властью, пройдя школу другого (во многом противоположного И. Цветаеву) директора – Сергея Дмитриевича Меркурова, обласканного коммунистическими вождями скульптора-монументалиста, известного не только своими ранними работами знаменитыми памятниками Достоевскому и Тимирязеву, но и многочисленными Лениными-Сталиными, за которые он был удостоен самых разнообразных советских премий. Более чем за полвека своего директорствования (она заняла эту должность в 1961 году, через шестнадцать лет после того, как поступила на работу в музей), Ирина Александровна сумела доказать всему культурному сообществу, что ГМИИ имени А. С. Пушкина входит в клуб важнейших музеев мира. И неважно, что его коллекция уступает собраниям “Эрмитажа”, Лувра или Метрополитен, – она, парадоксальным образом развив идеи В.И. Цветаева, превратила музей в центр высокого просвещения, подобный Московскому университету. Не университетский музей, не музей при университете, а музей как университет, как место, где посетители открывают мир и формируются как люди мира.
Она не даром в 1940 году поступила в ИФЛИ, где давали пусть коммунистически идеологизированное, – но блестящее гуманитарное образование, связывая литературу, искусства и философию. От своей мамы, замечательной пианистки, она унаследовала не просто любовь к музыке, но тот музыкальный вкус, который и поныне ценят в ней великие музыканты. Ирина Александровна обладает энциклопедическим пониманием жизни и творчества, той широтой взглядов, которая помогла ей превратить музей на Волхонке в важнейшее место жизни московской интеллигенции. На ее “Декабрьских вечерах”, которые она открыла вместе со Святославом Рихтером в 1981 году, по сей день собираются люди, которые в культуре обретают полноту бытия, – вне зависимости от тех социальных бурь, что бушуют за музейными стенами Именно поэтому ей поверили коллекционеры, которые боялись советской власти в той же степени, в какой власть подозревала их во всех смертных грехах. Еще в 1972 году вместе с И. С. Зильберштейном И. Антонова задумала представить широкой публике частные коллекции, которые, – зная нравы и обычаи советской страны, – владельцы тщательно оберегали от посторонних глаз. Ей удалось открыть Отдел личных коллекций в музее только в июле 1985 года, – сколько сил было потрачено, чтобы возникло взаимное доверие с людьми по-разному понимающими предназначение собирательства в искусстве.
Ирина Александровна безусловно обладает даром убеждения, талантом привлекать на свою сторону людей, которые далеки ей и по уровню понимания искусства и по социальным воззрениям. В советское время, которое было беспощадно не только к политическому, но и художественному инакомыслию, она представляла широкой публике такие произведения мирового искусства, которые вряд ли могли быть представлены в других музеях страны. Во второй половине 60-х годов значение ГМИИ имени А.С. Пушкина в советской культуре было сопоставимо с новаторством мастеров-реформаторов – в музыке, живописи, театре. И. Антонова смело раздвигает границы своей деятельности: новаторскими оказываются выставки А. Матисса и А. Тышлера, концерты из сочинений И. Стравинского и А. Шнитке, свободные эстетические (и политические) дискуссии на “Випперовских чтениях”, начало которым было положено в 1967 году. Она играла поистине смелые игры с властью, – без этого никогда бы не был реализован грандиозный проект “Москва-Париж” 1981 года, который стал важнейшим культурным событием европейской культурной жизни.
Мы часто спорили с Ириной Александровной по поводу судьбы “перемещенных”, “трофейных” ценностей, – у нас, наверное, и по сей день разные представления о том, как развязать этот узел. Но, и споря, я всегда восхищался ей, – как женщиной и высочайшего класса профессионалом, которая при всем своем опыте не утратила высоких страстей, одухотворяющих все, что она делает. Именно ее воля и профессиональная одержимость позволила ей реализовать замысел И. В. Цветаева о создании музейного квартала в центре Москвы.
Уверен, что с новым директором они поймут друг друга, какую бы судьбу для себя ни предопределила И. А. Антонова. Марина Лошак – одна из самых ярких индивидуальностей российского культурного ландшафта. Почти за тридцать лет своей работы в Москве она доказала, что умеет разгадывать художественную ценность вещей, сопрягая образы искусства и обыденной жизни. Визуальные мимолетности обретали почти музейное достоинство в сочиненных ею выставках, которые неизменно становились событиями в избалованной московской художественной среде. Для нее искусство никогда не было только бизнесом или средством самоутверждения. М. Лошак – всегда отстаивала высокую миссию искусства и его наиважнейшую роль в социальной жизни. Где бы она ни работала, она умела привлечь на свои выставки не только высокобровых интеллектуалов, но и “людей с улицы”. Она такая же затейница, как и И.А. Антонова, и так же, как она верит в волшебную силу художественного просвещения. М. Лошак приняла ГМИИ имени А.С. Пушкина в труднейший момент его истории, – помимо развития собственно музейной деятельности, ей предстоит реализовать огромный строительный проект, начатый ее великой предшественницей.
Удачи обеим!
Уроки жизни от Ирины Антоновой (Из интервью “Российской газете”)
Как держаться в прекрасной форме. “Знаете, расскажу вам одну вещь. У нас в музее работала очень красивая женщина, она заведовала архивом. Я очень с ней дружила. Когда ей было около пятидесяти лет и мне было примерно столько же, она начала говорить, что все, жизнь прошла, все неинтересно. Я говорю ей: “Ты с ума сошла. Как это жизнь прошла? Только все начинается. Освободились от известных волнений, самое время начинать жить”. – “Нет, нет”. – “Ну, что ты сникла? Ну, будет у тебя меньше поклонников, разве это так важно?” Но я увидела, что это была не фраза, она стала терять интерес к жизни. Она очень рано умерла.
Сейчас у меня есть приятельницы даже моего возраста. Есть подруга с университетской скамьи. Мы вместе бегали на Якута в театр Ермоловой, на Качалова. Сейчас я ей звоню: “Слушай, в “Современнике” замечательная “Гроза” с Чулпан Хаматовой. Я уже видела, но мне так нравится, что я с тобой еще раз пойду”. – “Нет, погода, трудно выйти”. – “Я заеду на машине и назад привезу. Ты только спустишься, доедешь, посидишь в театре и вернешься”. – “Нет, погода, давление, снег выпал”. И это я вижу не только в своем возрастном окружении, но и в людях, которые на 20-30 лет младше”.
Как сохранять интерес к жизни. “Я не могу хотя бы два раза в неделю не побывать на концерте или спектакле. Так сложилось с начала 30-х годов, от папы с мамой. Если что-то новое, интересное – надо идти и смотреть. Сохранять интерес к новой книге, музыке, искусству, жизни вообще. Если вам интересно жить, то и энергия сохраняется. Все бывает – болезнь, старость, хуже видишь, слышишь, хромаешь. Но поддерживает интерес к жизни. И поменьше цинизма, который этот интерес убивает”.
Что вредит интеллигентам. “Для интеллигентного человека у меня цинизма слишком мало. И еще неинтеллигентная моя черта – отсутствие депрессий”.
Где цинизм – там и депрессии. “Мне кажется, эти качества связаны. Цинизм должен быть, но умеренный. Он опустошает. И еще скажу непопулярную сейчас вещь. Я человек неверующий. И все-таки, мне кажется, моя вера не меньше, чем у приверженца той или иной религии. Это вера в некую шкалу ценностей внутри себя. В нравственный закон, о котором говорит Кант, что тот неизвестно откуда берется. В понимании того, что хорошо и что плохо. Это не значит, что я постоянно его не нарушаю. Нарушаю, конечно, я нормальный человек. Но я понимаю, что это отвратительно, плохо. Если этого нет, то никакая религия не поможет.
Я знаю таких верующих, они рядом со мной. Наверное, с верой им легче жить. Но религия не делает человека лучше, если у него нет этого каждодневного понимания, что такое хорошо и плохо”.
Справка “РГ”
Марина Девовна Лошаак хорошо известна как искусствовед, арт-менеджер, галерист, коллекционер. Родилась она в Одессе в 1955 году, после филологического факультета Одесского госуниверситета работала в литературном музее. Перебравшись в 1986 году в Москву, трудилась в Музее В.В. Маяковского до 1991 года. Основала вместе с Еленой Языковой и Любовью Шакс галерею “Роза Азора”.
В 1998 году стала руководителем PR-службы, затем “атташе по культуре” банка “СБС-Агро”. В 1999-2003 годах возглавляла принадлежавший банку “Московский центр искусств” (МЦИ) на Неглинной, где организовала несколько выставок русского авангарда. В 2005 году стала директором Tatintsian Gallery, основанной нью-йоркским галеристом Гари Татинцяном. В 2007 году вместе с Марией Салиной открыла на “Винзаводе” собственную галерею “Проун”, став в ней арт-директором. Кроме того Лошак – совладелец бутика винтажной одежды Brocade на Патриарших прудах.
3 июля 2012 года назначена руководителем Департамента культуры Москвы Сергеем Капковым на должность арт-директора музейно-выставочного объединения “Столица” (в его составе которого входят ЦВЗ “Манеж”, МГВЗ “Новый Манеж”, МВЦ “Рабочий и колхозница”, ВЗ “Домик Чехова”, Музей-мастерская Народного художника СССР Д. А. Налбандяна и музей Вадима Сидура.
Марина Лошак – член экспертного совета премии Кандинского, известна как коллекционер наивного искусства и головных уборов.
Муж, Виктор Лошак, известный журналист, долгое время возглавлял журнал “Огонек”. У них есть дочь Анна и внук Матвей.
Директор Пушкинского музея Ирина Антонова отмечает 90-летие
“Караваджо никто не давал, в жизни нельзя получить его картины, а ей это удалось. Все коллеги относятся к ней с огромным пиететом и она своим личным обаянием достигает невозможного, потому что ей дают те вещи, с которыми руководство музеев расстается крайне неохотно”, – отметил он.
По мнению Мессерера, этому способствует четкое и твердое ведение переговоров с коллегами и то, что Антонова владеет несколькими иностранными языками, что располагает к ней собеседников из Лувра, Прадо и других ведущих мировых музеев.
Вечный двигатель
Одной из самых главных среди множества заслуг коллеги Антоновой считают создание фестиваля “Декабрьские вечера Святослава Рихтера”, который с 1981 года объединяет разные жанры искусства – музыку, живопись и поэзию.
“Получалось так – если Ирина Александровна договаривалась с Лувром, чтобы привезти в Москву те или иные шедевры мировой живописи, то мы придумывали программу в соответствии со временем и местом. Например, если привозили импрессионистов, то у нас звучали Дебюсси или Равель, а публика одновременно могла разглядывать полотна этого же времени”, – рассказал РИА Новости музыкант Юрий Башмет, арт-директор “Декабрьских вечеров”.
Со своей стороны, Мессерер признался, что их тесное общение с Антоновой также началось с “Декабрьских вечеров”.
“Меня это коснулось причудливым способом: 30 лет назад в телефоне раздался ее взволнованный голос, и она сказала – “Борис, можете зайти к нам в музей? Мы со Святославом Теофиловичем Рихтером хотим с вами посоветоваться”. Я, конечно, сразу же пришел в музей, и Рихтер стал мне объяснять, что через неделю премьера камерной оперы Бенджамина Бриттена “Альберт Херринг”. У них не получились декорации, которые они заказывали, и они просят меня срочно помочь. Я сразу включился в эту работу, мгновенно”, – сказал художник.
По словам Мессерера, Ирина Александровна была музой и вдохновителем фестиваля.
“Такое соединение живописи, музыки, поэзии и театра было мечтой многих художников в истории мирового искусства, и вот эта идея была реализована благодаря стараниям Ирины Александровны. Это смелость большая с ее стороны в музее устроить такие вечера. Все воспринимают это как само собой разумеющиеся, а раньше руководство нашей страны и культуры было консервативным. Считалось, что это большая вольность”, – отметил собеседник агентства.
Башмет же признался, что влюблен в Ирину Александровну много лет.
“Это великая женщина. На таких людях, как она, Россия стоит. Благодаря ее титаническому труду и самоотверженности духовный уровень не только сохраняется, но и возрастает как минимум в стенах ее музея”, – уверен он.
По словам Башмета, если бы он писал книгу о великих женщинах в истории мира, то включил бы ее в первые ряды среди Жанны Д’Арк, Екатерины II и леди Гамильтон.
Антонова, Ирина Александровна – это… Что такое Антонова, Ирина Александровна?
У этого термина существуют и другие значения, см. Антонова.Ири́на Алекса́ндровна Анто́нова (род. 20 марта 1922, Москва) — советский и российский искусствовед, директор Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина (с 1961).
Академик РАХ (2001).
Заслуженный деятель искусств РСФСР.
Биография
С 1929 года по 1933 год жила с родителями в Германии.
С 1940 года — студентка Института философии, литературы и истории. С 1941 года, после объединения ИФЛИ с МГУ, стала студенткой Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова.
В годы Великой Отечественной войны окончила курсы медицинских сестёр и работала в госпитале.
В 1945 году окончила МГУ, 11 апреля поступила на работу в Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина и начала обучение в аспирантуре при музее. Областью её научных исследований было искусство Италии эпохи Возрождения.
С февраля 1961 года по настоящее время — директор Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. В этом качестве Антонова выступала инициатором и организатором крупнейших международных выставок, в том числе «Москва—Париж», «Москва—Берлин», «Россия—Италия», «Модильяни», «Тёрнер», «Пикассо» и многих других[1].
Автор более 100 публикаций (каталогов, статей, альбомов, телевизионных передач, сценариев научно-популярных фильмов). На протяжении ряда лет вела преподавательскую работу на искусствоведческом отделении в МГУ, в Институте кинематографии, в аудитории ГМИИ имени А. С. Пушкина, в Институте восточных языков в Париже.
Член Общественной Палаты Российской Федерации (с 2011 г.)
В 2012 году вошла в список доверенных лиц кандидата в президенты РФ Владимира Путина.
Семья
Отец Ирины Антоновой — активный участник Октябрьской революции, судовой электрик Александр Александрович Антонов, после революции был директором Института экспериментального стекла.
Мать — Ида Михайловна (ур. Розенблюм) окончила гимназию и консерваторию по классу фортепиано, прожила 100 лет и 5 месяцев.
Муж Ирины Антоновой — Евсей Иосифович Ротенберг (18.07.1920—15.10.2011), доктор искусствоведения, автор основополагающих трудов по классическому искусству Западной Европы, был заведующим сектором классического искусства Института истории искусствознания. Их единственный сын Борис родился в 1954 году[2][3].
Академические звания и степени
Ирина Антонова и коллекционер Михаил ПерченкоНаграды
Полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» (одна из трех женщин наряду с Майей Плисецкой и Галиной Вишневской):
Владение языками
Свободно владеет немецким, французским и итальянским языками.
Участие в телепроектах
Публикации
- Выставка картин Дрезденской галереи: Каталог / Составители: И. Антонова, А. Замятина. — М.: ГМИИ, 1955. — 128 с. — 125 000 экз. (обл.)
- Антонова И. А. Веронезе: (Паоло Веронезе). — М.: Искусство, 1957. — 60, [30] с. — 20 000 экз. (обл.)
Примечания
Ссылки
Новым директором Музея изобразительных искусств им. Пушкина стала Марина Лошак
Сенсация в музейном сообществе. Свой пост директора Пушкинского музея покинула легендарная Ирина Антонова. Она пришла в ГМИИ 23-летней девушкой ещё в апреле 1945 года и с тех пор связала с ним всю свою взрослую жизнь.
Больше полувека Антонова возглавляла знаменитый музей. И вот сегодня заявила, что уже полтора года вынашивала планы отхода от оперативного управления, чтобы больше внимания уделять семье, но много времени ушло на поиски преемника. Впрочем, совсем уходить из своего второго дома Ирина Александровна не будет – в устав музея имени Пушкина внесут коррективы, и она займёт пост его президента.
В Пушкинском музее сменяются эпохи. И речь идёт не о выставках, как в случае с недавно открывшейся здесь экспозицией Тициана, живописца эпохи Возрождения. У музея, который за последние 50 лет, неизменно ассоциировался с именем Ирины Антоновой, с сегодняшнего дня новый директор.
Итальянский дворик, где стоит статуя Давида – олицетворение человеческого гения. Чей гений хранил и приумножал все культурные ценности Пушкинского музея последние 50 лет – известно. Министр культуры Владимир Мединский свою вступительную речь начал со слов благодарности, адресованные Ирине Антоновой, а дальше сообщил собравшимся новость о кадровых перестановках: Антонова остаётся в руководстве этого культурного учреждения, но уже не в должности директора. Специально для неё создаётся должность президента Пушкинского музея.
Министр представил коллективу нового директора, им стала Марина Лошак. Она известна как искусствовед, галерист, коллекционер. До последнего времени работала руководителем музейно-выставочного объединения “Столица”. Курировала такие комплексы, как “Манеж”, “Новый Манеж”, “Домик Чехова”, ВМЦ “Рабочий и колхозница”. После завершения официальной части, все трое, и министр культуры, и Антонова, и Лошак отправились осматривать недавно открытую выставку Тициана.
Журналисты интересовались, как будут распределяться полномочия между директором и президентом музея. Как выяснилось, в новой схеме Ирине Антоновой будут делегированы не только почётные представительские функции. Она будет исполнять роль эксперта и консультанта при формировании будущих выставок. При этом сам музей, об этом говорят и прежний и новый директор, ждут преобразования.
После отъезда министра культуры Ирина Антонова и Марина Лошак прошли в кабинет директора музея. И там уже в спокойной обстановке начали обсуждать рабочие вопросы. Какую выставку первой привезёт теперь в Москву творческий союз Антоновой и Лошак? Ждать нового наполнения этого художественного пространства, по всей видимости, осталось недолго.
В честь 95-летия Ирины Антоновой в стенах Музея изобразительных искусств имени Пушкина проходят торжества
Праздничный концерт в честь Ирины Антоновой, ей сегодня исполнилось 95 лет. Ирина Александровна почти за 70 лет службы фактически стала лицом Пушкинского. Полвека она была его директором, сейчас – президент.
Ее любовь к работе превратила здание на Волхонке в одну из крупнейших и известнейших музейных площадок мира. С юбилеем Ирину Антонову поздравил Владимир Путин. И сегодня же своим указом наградил ее знаком отличия “За благодеяния”.
Пушкинский сегодня утонул в цветах и комплиментах. Ирину Антонову поздравляют, кажется, без остановки. Все эпитеты только в превосходной степени. Своей знаменитой царственной походкой она идет в итальянский дворик, где коллеги и друзья устраивают овацию.
В ее честь сегодня поют музы и звучат скрипки. А сама она словно вновь проживает все 72 года, которые отдала этим залам. И хотя последние четыре года — не директор — президент музея. Но время показало: ни Антонова не может без Пушкинского, ни он без нее.
Излишнее внимание не любит. Говорит: «Вы не на меня смотрите, а по сторонам!»
Выставка «Голоса воображаемого музея Андрэ Мальро» – ее последнее детище в Пушкинском. Французский культуролог однажды зажег Антонову идеей, что все произведения искусства эмоционально связаны между собой. И показать это надо так, чтобы понял даже ребенок.
«Маленькая восьмилетняя девочка говорит: «А я вижу общее между вот этой кошкой и портретом Льва Николаевича Толстого!» Она говорит: «Они какие-то оба очень вдумчивые!» Ребенок это угадал, вы понимаете?» – рассказывает Ирина Антонова.
Это ее идеи привели к тому, что люди дежурили не только у магазинов, но и впервые возле музея. Легендарную очередь на «Джоконду» занимали за много часов, чтобы хоть на мгновение встретиться глазами со знаменитой итальянкой. А однажды — уже около очереди на выставку сокровищ Египта к ней подошла взволнованная женщина.
«Скажите, это здесь показывают волосатую женщину? И я понимаю, что она говорит о мумии! Беру ее за руку, провожу за собой, ну, и делаю ей маленькую экскурсию. Она вот так, вытаращив глаза, смотрит на маску Тутанхамона: «Как у вас интересно! А это кто?» Показывает на Давида в итальянском дворике», – рассказывает Ирана Антонова.
Она знакомила страну с западным миром через искусство. Открывала для зрителей авангардистов. После смелой выставки Александра Тышлера — художника не любила власть, Антоновой досталось лично от министра культуры Фурцевой.
«Екатерина Алексеевна встретила меня в Колонном зале, приперла меня буквально двумя руками к стене и сказала: «Что я слышу? Что у вас происходит в музее? Он не член союза художников, его не показывают нигде». На мое счастье, в это время подошел Иогансон, он был президентом Академии художеств и сказал: «Катя! Он хороший художник!» И она сказала дивную фразу: «Да? А мне говорили», – вспоминает Ирина Антонова.
Ей попало за то, что в музее играли музыку Стравинского, Шнитке и Рахманинова. Но она всегда пользовалась тем, что разрешают больше, чем ее другу Юрию Любимову.
«В отличие от Любимова, который был просто русский театр, мы попали вот в этот двойной стандарт: что-то было можно — лицом в одну сторону, а что-то было нельзя!» – рассказывает Ирина Антонова.
Пушкинский хоть и был витриной страны для Запада, но своих Кандинского, Малевича и Шагала было не выставить. И зрители их увидели лишь в 1981-м на выставке «Париж – Москва».
Она вызволила арестованные в Швейцарии в 2005 году полотна Ренуара, Дега, Ван Гога и Гогена. А когда готовила выставку Караваджо, дошла до самого кардинала, чтобы заполучить картину, которую никогда не выносили из римской церквушки.
Каждый ее день по-прежнему расписан. Научные конференции, лекции и поездки по всему миру — готовится новая выставка. А на этой же Ирина Александровна, переживая за экспонаты, требовала быть осторожнее.
«Я могу быть злой, понимаете, раздраженной, но не депрессивной! Почему? Я не знаю, но я, действительно, это чувство не испытывала! Может, придет еще», – говорит Ирина Антонова.
Но поверить в это нельзя, видя, с какой страстью она говорит о мечте своей жизни — возрождении Музея нового Западного искусства, уничтоженного по приказу Сталина в 1948-м.
«Этот музей должен быть восстановлен в Москве! Пока я жива, я буду об этом говорить!» – обещает президент ГМИИ им. Пушкина.
Она привезла к нам Эль Греко, Тициана и Рафаэля, Гойю и Модильяни, Шанель и Диора, разрушая железный занавес и расширяла горизонты. А ведь когда-то выбирала между балериной и циркачкой, с детства мечтая о профессии, где зрителей не обманешь.
Директор Пушкинского музея Ирина Антонова отмечает свой юбилей — Российская газета
Борис Мессерер, сценограф, народный художник РФ, лауреат Государственной премии РФ
Ирина Александровна удивительно растущий человек. Это дано очень немногим. Многие на каком-то этапе не хотят двигаться по жизни дальше, менять какие-то позиции внутри себя. А она очень смело ломает эти барьеры. За те почти тридцать лет, как мы общаемся, я мог видеть, как она менялась, как рос масштаб инициатив, которые от нее исходят. И сама она становилась более открытой, уверенной.
Я должен сказать, что Музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина отнюдь не всегда занимал такое заметное место в иерархии музеев мира, как сейчас. В конце концов существуют Эрмитаж, Лувр, Прадо, Уффици… Во многом благодаря стараниям Антоновой московский музей стал полноправным участником в диалоге с крупнейшими музеями мира. Один из необычных проектов, придуманный ею к 100-летию музея, – “Воображаемый музей”. Музеи мира привозят шедевры, которые будут включены в залы постоянной экспозиции. Та – благодаря этой “инкрустации” – получит новые акценты, обретет новые сюжеты. Но чтобы музеи мира согласились на такой венок приношений, нужно было работать сто лет. Из них пятьдесят с хвостиком – это работа Антоновой.
При ней в музее выставили Матисса и Сезанна, которые до того хранились в запасниках. Впервые показали Кандинского… Во многом благодаря ее смелости стали возможны выставки “Москва – Париж”, “Москва – Берлин”… Конечно, в 1960-е времена были уже “вегетарианские” и ГМИИ им. А.С.Пушкина позволялось больше, чем другим. Но другие-то острожничали, побаивались, как бы чего не вышло, а она – нет.
Она не боится экспериментировать. Когда мы готовили выставку Дали, я предложил сделать гигантские карнавальные костюмы, которые рисовал Дали, и подвесить их в пространстве зала. Представьте, какая это головная боль! На чем их крепить? В музее гвоздь вбить нельзя – там всюду мрамор. Масса инженерных трудностей. А она поддержала меня. Она поняла, что я хочу превратить музейное пространство в театральное. Она не боится неожиданных решений, она их стимулирует.
Я обязан знакомством с ней “Декабрьским вечерам”. Это было лет тридцать назад. Она позвонила, пригласила прийти. Кроме нее, в кабинете был также Святослав Теофилович Рихтер. Он предложил помочь с оформлением оперы Бенджамина Бриттена “Альберт Херринг”, которая ставилась в Белом зале. Проблема в том, что оставалась только неделя до премьеры. На следующее утро я принес маленький макет – в картоне. Он всех устроил. Так мы стали работать вместе. На следующий год Рихтер ставил в музее оперу “Поворот винта” Бенджамена Бриттена. Святослав Теофилович выступал как режиссер. В постановке принимал участие и Борис Александрович Покровский. Поскольку Рихтер очень болел за дело, то во время репетиций он подыгрывал, исполняя то роль привидения, то кого-то из второстепенных персонажей. Словом, появлялся время от времени в каких-то странных местах, стараясь помочь течению спектакля. Спектакль, кстати, прошел с большим успехом. Позже Антонова стала мне поручать работу над выставками.
Когда люди выпускают вместе спектакль или делают выставку, начинается другой тип отношений. Обычная дружба становится дружбой, проверенной испытанием. Я счастлив, что судьба подарила мне такие встречи и такую дружбу с Ириной Александровной.
Владимир Васильев, артист балета, балетмейстер, хореограф, педагог, народный артист СССР
Для меня этот музей слился с образом Ирины Александровны. Очень жесткого человека, несмотря на все свое женское обаяние и изящную миниатюрность… В этой женщине удивительно много от сильного волевого мужчины. У нее есть качество, которое очень показательно для профессионалов. Она не терпит равнодушия, безразличия к делу, халатности. И вот это она очень жестко пресекает. Без малейшей грубости, но предельно жестко. Иногда потом сама мучается, что так поговорила. Знаю Ирину Александровну давно, но cовсем недавно, например, я узнал, что Ирина Александровна очень хотела быть танцовщицей, балериной. Но она никогда об этом раньше не рассказывала. А когда в преддверии юбилея ее спросили, кем ей хотелось быть в детстве, она вдруг ответила: “А вообще я хотела быть балериной”. Для меня это признание, свидетелем которого я случайно стал, приоткрыло какую-то часть ее души.
Конечно, я видел ее и на оперных спектаклях, и в зале консерватории, в Большом театре… Большой театр был для нее, пожалуй, самым любимым. Собственно, мы и познакомились здесь после одного из спектаклей. Выяснилось, Ирина Александровна знает все наши с Максимовой роли. Она была на всех премьерах. Ей нравилось наше искусство.
И вот что поразительно: с каждым годом она начинает какую-то новую жизнь. Не секрет, что все мы (я не исключение) делаем большую часть открытий в юности, молодости. С годами их становится все меньше и меньше. А когда я разговариваю с Антоновой, то вижу, что ей все интересно. По крайней мере, из того, что касается искусства. Впечатление такое, что она постоянно открывает для себя что-то новое. И эту радость открытий, что ей доставляют музыка, поэзия, театр, она стремится привнести в родной дом – в Музей изобразительных искусств. Поэтому Декабрьские вечера, рожденные желанием Святослава Теофиловича и Ирины Александровны собрать воедино разные виды искусств, стали неотъемлемой частью жизни музея.
Антонова, конечно, человек уникальный. Она, если так можно выразиться, железная леди музея. Точнее, служения музею. А значит – музам.
Евгений Миронов, народный артист РФ, художественный руководитель Государственного Театра Наций
Познакомился я с Ириной Александровной… через газету. Это был, если память не изменяет, 1996 год. Я как раз тогда сыграл в спектакле Валерия Фокина “Карамазовы и АД”. И вдруг в одном из откликов на спектакль я прочитал о ее реакции на него и, в частности, на исполнение моей роли. Ее оценка была столь высокой, что я был ошеломлен.
Но дело не в той похвале. Ирина Александровна стала моим камертоном в искусстве. На протяжении многих лет она приходит на все мои премьеры, на премьеры Театра Наций. Отнюдь не всегда ее оценки столь лицеприятны. Но ее критика, ее позиция всегда аргументированная, ясно сформулированная, мне очень помогали. Ее мнение может не совпадать с вашим. Но его невозможно не учитывать.
Часто говорят о конфликте поколений, о разных представлениях об искусстве “шестидесятников” и поколения, пришедшего в 1990-е годы. К слову, конфликт “отцов и детей”, может статься, одна из движущих сил искусства. Импрессионисты начинали с бунта против “правильного”, академического искусства. Потом их опыт отвергли, допустим, “фовисты”… Но время стирает следы старых споров. Сегодня мы равно наслаждаемся в музее картинами Моне, Ренуара, Ван Гога, Матисса или Сезанна. Уже для ХХ века их творчество было своего рода альфой и омегой современной живописи. Значит, главное все же не в столкновении позиций, а в том, ради чего ищется новый язык, новые формы выражения. И вот Ирина Александровна эту сердцевину, ради которой копья и стулья ломаются, умеет схватывать, чувствовать. Спектакль “Карамазовы и АД” был не самый простой для восприятия. В этом смысле мы с Ириной Александровной одногодки. Она так ощущает себя. Для нее не существует возрастных цензов и пределов. Она вне времени. Думаю, она научилась этому у живописи, в окружении которой она прожила жизнь.
Один раз Ирина Александровна уговорила меня выступить на “Декабрьских вечерах”. Она соединила нас с Юрием Башметом – я должен был читать часть главы из “Библии”. Ответственность огромная: выступают серьезные музыканты, артисты… Рядом – полотна Матисса. В общем, я волновался, как никогда в жизни. Башмет мне что-то говорил, пробовал успокоить. Бесполезно… Она, видимо, заметила мое волнение. Подошла ко мне, взяла мои руки и держала их долго в своих маленьких ладонях. Она держала мои руки, как сестра или мама. Помню, после этого на душе стало как-то спокойнее. Ко мне вернулась уверенность. А после концерта, увидев ее глаза, я понял, что она довольна мной. В тот момент я чувствовал себя ее учеником.
Мы продолжаем дружить. Мы встречаемся либо на выставках, либо на театральных премьерах. А в жизни простой встречи, когда можно было просто посидеть, пообщаться, у нас не было ни разу. Надеюсь, что когда-нибудь это произойдет.